Не важно, будет ли разобрана часть стены нашего замка медленно и осторожно или просто выбита ногой, – итог один: нам неуютно, страшно, мы дезориентированы. Закрывшись подушкой от солнечного света, мы мотаем головой, чтобы стряхнуть этот нелепый сон. Хотя, может, в первые мгновения нам даже будет интересно. Мы поймаем некий азарт, достанем деревянные пистолетики, рогатки и начнем мужественно защищать стены своего замка. Главное успевать быстро класть кирпичи на место. И при этом убеждать себя, что ничего страшного (стоящего, серьезного) не происходит.
Но стены истончаются – безвозвратно и неумолимо. Мы чувствуем себя раздетыми догола. Все наши раны и ранки, так бережно лелеемые, обнажены. И вряд ли мы сейчас вспомним, что когда-то сами взмолились об освобождении.
Привычка иметь за спиной кусочек стены – вроде как для опоры – вынуждает нас отступать и прижиматься к тем руинам, которые еще остаются. Мы держимся за них, как за что-то надежное и узнаваемое. Тут и штампы, и ожидания, и оценки, и суждения, и соотнесение себя с кем-то или чем-то.
И, наконец, мы остаемся совсем без стен. В чистом поле. Холодно. Дует ветер. И мы чувствуем кожу и кости свои насквозь. Но теперь мы знаем, что это именно наша кожа и кости. А вокруг – Мир.
И куда бы мы ни повернулись – везде что-то есть. И чтобы понять, что там, — надо идти и трогать, и смотреть. Потому что карт больше нету. Они погребены под руинами замка. И все, что у нас остается, – это выбор куда идти и с кем идти. Хотя, можно продолжать стоять – это тоже выбор. И ничего не случится, и не произойдет, пока мы сами не решим, что идем вон к тому кусту и смотрим под него. Или в сторону гор. Или к морю. А может там и не море, а непонятно что блестит. Но пока не дойдешь, — не узнаешь.
Есть мы. И решение.
Да еще вопрос – какие мы? Потому что платья и костюмы остались в замке. Маски и сценарии ролей — там же. И может, двигаясь и принимая именно эти решения, вот тут и сейчас, мы себя узнаём – себя настоящих. Или творим себя в эту же секунду, — потому, что нет ничего невозможного, — нет стен. И если есть решение и оно принято, то что может помешать нам стать какими угодно?
А приняв решение, мы начинаем его воплощать. И вот он — акт чистого творчества. Созидания себя и созидания мира.
В первые секунды мы, конечно, будем метаться. Принимать решение, а потом отменять его. Потому что будем ждать выгоды от решений. Как было раньше. А тут нет выгоды. Есть просто творчество. И приняв и тут же его отменив – увидим, как мгновенно разрушается то что начало уже создаваться прямо на ваших глазах всего лишь силой нашей воли. И в метаниях этих будем по старой памяти ждать, что подскажут: «А как лучше?», « А как правильнее?» Или: «А как по судьбе?» Но ответом нам может быть тишина. Или дружный хор голосов, каждый из которых говорит свое. И во всем этом нет для нас ответа. Или все ответы — равны.
И, устав метаться, и оглянувшись вокруг, в какой-то момент мы вдруг поймем, — что не важно, кто и что говорит, не важен пейзаж, вообще ничего не важно. Нет ничего, что можно взять за основу. Кроме того, что есть в нас. Да и в нас сейчас просторно и свежо. И поняв, что наше решение может быть по сути ЛЮБЫМ, мы вдруг берем и принимаем его. Не потому что… А просто так. Просто берем и выбираем именно это. Так мы чувствуем. Так слышим.
И в эту секунду мы и есть наше решение. Мы с ним едины. Как скала. Как монолит. И остается продолжать быть им. И наблюдать его воплощение.
И еще – поднять глаза. Поднять, чтобы увидеть и того, кто мужественно взял на себя труд по сносу стен замка, и тех Других, совсем новых Других, которые тоже также стоят в этом поле, на ветру. Также умеют принимать решения. И удивиться, глядя на то, как они с улыбкой протягивают нам свои руки.