Чтобы дойти до вопросов «Кто я? Зачем я?» — надо еще проделать огромную работу. Потому что в этом первичном хаотичном бульоне есть, казалось бы, все, кроме ответов на эти вопросы, да и самих этих вопросов. И вот, словно за ниточки, за хвостики, вытаскиваются на свет первичные простейшие. Амебы, гидры, инфузории. Они также живучи, также быстро распространяются в душевной среде, так же паразитируют на эмоциях и энергии.  И они первичные априори — они были первыми сгустками сознания, которые были в нас поселены.

— Это плохо. А вот это — хорошо.
— Почему?
— Ну это же итак понятно, что вы! Это же всем известно!
— А кому — всем?
— Ну — всем!
— Вам знакома притча об утятнице?
— Нет.
— В одной семье женщина жарила утку. И когда она это делала, то всегда отрубала половину утки и выбрасывала ее. Как то муж, увидев это, спросил: «Дорогая, а зачем ты выбрасываешь половину утки?» Супруга пожала плечами, и ответила: «Так всегда делала моя мама». Однако, после вопроса мужа, супруга задумалась и ей стало интересно, а почему мама так делала, и она отправилась к маме. «Мам, а почему ты все время, когда жаришь утку, выбрасываешь почти половину?» Мать пожала плечами и сказала: «Ну, так всегда делала твоя бабушка». Всерьез заинтригованные, обе женщины пошли к бабушке. «Ба, а почему ты все время выбрасываешь половину утки, когда жаришь». Бабушка пожала плечами: «Так у меня утятница маленькая, вся утка не помещается».

Вынимая эти первичные сгустки чужих мыслей, впервые разбирая рюкзак, с которым мы бездумно идем по жизни, не обязательно сразу все выбрасывать. Достаточно просто посмотреть: «А что это? А чье это? Хочу я, чтобы это было моим? Мне это нужно?»  Сначала идут рамки: не могу, не умею, не получится, не достоин. Потом — шаблоны: можно — нельзя, хорошо — плохо, правильно — не правильно. И на каждом написано авторство.

— Мама всегда говорит, что я некрасиво одеваюсь.
— Мама считает, что нормального парня у меня никогда не будет.
— Мама сказала, что надо выбрать эту профессию — это престижно.
— Мама, мама, мама…..

А бывает иначе? Да, конечно.

— Папа сказал…….

Как все грустно.  А что, других комплектаций не завозят? Завозят конечно. Изредка. А до той поры мама и папа живут внутри. Их мысли, их голоса. И выбирая любую часть мира для взаимодействия, мы выбираем ее, чтобы освободиться от этих до ужаса надоевших нам голосов. Мы выбираем друзей или партнеров как наши родители, и пытаемся доказать им, что они не правы, и что у нас все получится, и что мы молодцы. Но они ведь похожи на наших родителей — а потому они доказывают нам снова и снова, что нет: не получится, не правы, не молодцы. И мы, как разъяренные подранки, вставая на дыбы, выдаем одну порцию агрессии за другой. Нам нельзя проиграть. Это битва за самих себя, битва за право на жизнь, за право быть собой. Но победа не приносит удовлетворения, даже если она случается, потому что сами главные герои, живущие внутри нас, все еще там. И Другого тут нет. Того Другого, с которым возможна Встреча. Потому что везде — образ родителя.

И нет иного пути, как идти туда, где возможна встреча с этими голосами, в реальной жизни, если еще это возможно, или в мире образов, если родителей уже нет живых. И там возопить из последних сил: «Мама! Ты делаешь мне больно!», «Мама, почему ты меня не любишь?» «Мама, на мне нет вины. Нет никакой вины перед тобой!» И там же упасть в бессилии, и изрыдаться навзрыд, и обрести ответ, или разрешение, или принятие.

Или замереть в удивлении, поняв, что там никогда не было того, что мы ждали. Что нас не будут любить так, как мы хотим, или считать нас хорошими, или верить в  нас. Просто потому что так. Не могут. Не умеют. И можно бороться со всем миром, но так этого и не найти. И придется растить это в себе: учиться любить себя, ценить себя, принимать себя.

И тишина. Потому что это символический акт нового рождения — отделения себя от родителей. Больше не надо бороться. Не надо доказывать. Не надо воевать. Но при этом можно жить. Просто жить. Потому что теперь «Я — есть».